Исторический путь народа Прибалтики
В разговорах о Прибалтике, о Литве сегодня чаще всего преобладают эмоции, тем более что и пресса не всегда точна и объективна в освещении и оценке событий. «Мы не националисты,— говорят литовцы, латыши, эстонцы,— мы просто отстаиваем свою национальную гордость». И не следует упрекать народ в том, что он хочет жить по-своему. Только он сам и должен решать свою судьбу.
Всегда спокойный, уютный Вильнюс в этот день было трудно узнать. Еще за несколько часов до срока тысячи машин с черепашьей скоростью продвигались в четыре-шесть рядов по Укмергскому шоссе. Параллельно по тротуарам шагали те, кто предположил (и правильно сделал!), что пешком можно добраться дальше, чем на колесах. Из красок преобладали желто-зелено-красные цвета литовского национального флага. Из лозунгов — те, что напоминали о событиях 1939 года: непривычно жесткие, на первый взгляд даже кощунственные. Серп и молот располагался тут рядом со свастикой, карикатурный Сталин радостно лобызался с Гитлером, к Красной Армии тоже особого почтения не выказывалось. Впрочем, были и лозунги солидарности-поддержки «Саюдису», Компартии Литвы, народам Эстонии и Латвии...
Ровно в семь часов вечера люди вышли из машин и, взявшись за руки, встали по осевой линии дороги. Кто-то зажигал свечи, кто-то плакал. Низко-низко, почти над головами, пронесся маленький самолет — оттуда разбрасывали цветы.
Несколькими днями позже довелось прочитать в центральной газете, что акция «Балтийский путь» — живая цепочка людей, взявшихся за руки на 650-километровой трассе от замка Гедиминаса в Вильнюсе через Литву, Латвию, Эстонию до башни Длинного Германна в Таллинне,— была «националистической истерией». Будучи свидетелем, никак не могу согласиться с такой оценкой. Чего-чего, а рецидивов национализма в этот день не было, как не было антирусских, да, впрочем, и любых других подобных лозунгов. На «Балтийском пути» рука к руке с литовцами, латышами, эстонцами стояли русские, евреи, белорусы... Тут была скорбь по погибшим, сосланным (жертвами сталинских репрессий в Литве стал каждый десятый), была радость от того, что все вместе, от того, что народ чуть ли не впервые за многие годы осознал себя народом. Но вот истерии — «нервного заболевания, выражающегося в припадках повышенной раздражительности» (по С. И. Ожегову),— тут быть попросту не могло.
Наверно, нам, не живущим в Прибалтике, даже при самой благожелательной заинтересованности трудно понять, какое огромное значение имеют для народов трех республик исторические события, последовавшие за 23 августа 1939 года — датой подписания пакта Риббентропа — Молотова. Крах одной системы жизненных ценностей и идеалов, чересчур быстрое и оттого мучительное формирование другой, сотни тысяч жертв, понесенных одним только литовским народом,— все тут переплелось в узел, который теперь предстоит — только еще предстоит! — распутывать. И без осознания и понимания (а не огульного осуждения) сегодняшних событий невозможен дальнейший разговор, в том числе и о документальном кинематографе Литвы.
Исторический путь народа сейчас — главная тема литовского искусства, литературы. Путь, на котором 1939 год стал пограничьем. С одной стороны, жизнеописания князей, расцвет Великого княжества Литовского с его своеобразной многоязыковой культурой, потом царизм, десятилетиями длившийся наложенный царем запрет на литовский язык и письменность, еще дальше двадцатилетие независимости, развитие экономики, культуры... С другой стороны, неожиданная и оттого трагическая ломка устоявшихся традиций, жесточайшие репрессии, депортация и гибель невинных, потом война, гитлеровская оккупация, встреченная запуганными людьми почти так же, как оккупация сталинская, послевоенное сопротивление с его «лесными братьями» и непримиримыми чекистами, часто из одного села, потом долгие бессобытийные годы, запомнившиеся единственно лишь привычкой к вранью и отвычкой от самостоятельности, наконец, сегодняшний взрыв национального самосознания, рождение «Саюдиса», «Балтийский путь»... Все история — и вчера, и сегодня.
Но литовская документалистика больше обращена во вчера. С одной стороны, понятно и похвально стремление, пока не поздно, пока живы еще очевидцы и участники прежних событий, зафиксировать их монологи на пленку. С другой — внушительные куски синхрона мешают собственно кинематографическому осмыслению событий. Фильм «Сказка одной жизни» А. Ренецкиса и К. Матузявичюса посвящен путешественнику и антропологу Антанасу Пошке. Трагическая и прекрасная судьба — странствие в Индию, потом 17 лет в лагерях по обвинению в шпионаже в пользу не то Индии, не то Англии... Сам по себе этот неторопливый рассказ впечатляет, а камера становится лишь транслирующим устройством. Так же, как и в фильме Р. Груодиса «Добровольцы»,— бывшие воины, а ныне глубокие старики, вспоминают о том, как защищали независимую Литву, а потом — как в 46-м приходили солдаты, давали 15 минут на сборы и забирали всю деревню, весь дом...
Самоценность этих воспоминаний очевидна. И все же собирать их в антологию, видимо, скорее пристало телевидению, а от кинематографа мы ждем их творческого осмысления при анализе прошлого и настоящего.
Пожалуй, кинодокументалистика Литвы сегодня порой грешит излишним многословием. Дикторский или авторский текст, интервью и монологи «заглушают» изображение, подчас способное сработать и без речевого сопровождения. Вот фильм «Чья наша земля?» А. Тарвидаса. Блистательный пролог, виртуозный по точности и лаконизму текст, потрясающий образ — певческое поле в праздничный день: «Запомните: так выглядят четверть миллиона. Столько же, сколько было сослано в Сибирь!..» И вдруг — потеря ритма, длинные разговорные куски. Жаль: картина эта — о литовской земле, о том, почему крестьянину стало невыгодно работать на ней, кормившей его,— безусловно, неординарна, многое в размышлениях, в образном строе фильма необычно. Но затянутость, несбалансированность текста и изображения мешают восприятию, отвлекают внимание.
Другое дело, когда авторский текст несет не одну лишь информацию, но и, скажем, иронию — кстати, свойство, вообще присущее литовцам, органичное в любом разговоре. Картина Г. Скварнавичюса «Над Неманом взошла новая заря», несмотря на возвышенное название, несмотря на серьезность разговора о разбросанных по Литве особняках для привилегированных особ, иронична, остроумна и язвительна. Здесь тонкая параллель между средневековыми князьями, построившими замки, и «князьями» совсем недавних времен, неплохо себя чувствовавшими в этих замках, охраняемых ныне не алебардами, а государством.
Пожалуй, одно из главных преступлений сталинско-брежневской машины перед народом (конечно, не только перед литовским) — попытка разрушения исторических устоев, отрыв от корней, вандализм и жестокость ко всему, что хотя бы опосредованно напоминает о прошлом. Даже пожары XVIII—XIX веков не нанесли такого ущерба вильнюсскому Старому городу, как последние 40 лет. Об этом — фильм К. Вайшвилы «Тени Старого города». Собственно, я и в прежние приезды в Вильнюс слышал рассказы о том, что здесь преступно уничтожаются здания, стоявшие столетия, что костелы используют под овощные, винные, бакалейные склады, что улицы запущенны, что в Старом городе появились трущобы. Фильм К. Вайшвилы — это уже поступок. Пожалуй, впервые публично сказано о том, что после войны московские специалисты хотели вообще разрушить Старый город и начать, как в Минске, все отстраивать заново. А ведь это были профессиональные архитекторы!..
Медленно, трудно, но возвращается сейчас городу то, что было у него вырвано с кровью. Освящен и передан церкви Кафедральный собор, а на Замковой горе, видные всем, снова стоят «Три креста» — символ Вильнюса, уничтоженный в начале пятидесятых.
Только не все восстановимо. Не удается пока (и неизвестно, удастся ли) вернуть жизнь уничтоженным деревням и хуторам. Один из лучших фильмов литовских документалистов последнего времени — «У засыпанного колодца» Г. Шаблявичюса — повествует о горестной судьбе деревушки Скелдай, загубленной по чьей-то равнодушной воле. Сейчас здесь ровное поле, и каждый год в первую субботу июля бывшие деревенские собираются вместе, навещают могилы близких. Вроде бы бесстрастно фиксирует камера одну из таких встреч, только за бесстрастностью этой — и трагедия, и боль людей, раскиданных по белу свету. Кажущаяся простота картины обманчива: здесь все точно, все работает на создание эмоционального образа.
Работы Г. Шаблявичюса вообще легко узнаются по особому почерку, по мудрости и глубине постижения мира. Его фильм «Все это — не мое...» — о народном мастере-камнерезе. Тут разговор, кажется, воспаряет до самых высоких вершин философского осмысления жизни — о свободе выбора пути, о Боге и о том также, что человеку важно понять: все, что есть на земле, не временно, а вечно; «моего», принадлежащего лишь одному человеку, здесь ничего нет.
Пожалуй, сейчас усилиями документалистов Литвы на экране создан образ нового интеллигента. Среди многих его свойств — отсутствие страха. Затрепанное понятие «жизнь по совести» обретает для него первоначальный, неискаженный смысл. В двух фильмах (получилось, что посмотрел их друг за другом) появлялся в кадре Витаутас Ландсбергис — профессор, народный депутат СССР, председатель совета Сейма «Саюдиса». Картина «Потомки Вайдилы» (режиссер Э. Зубавичюс) была посвящена судьбе его отца — бывшего главного архитектора Литвы В. Ландсбергиса-Жямкальниса. В фильме «Музыка земли, цвет ветра» В. Имбрасаса профессор уже выступает в качестве автора сценария. Это рассказ о композиторе Бронюсе Кутавичюсе — рассказ необычный и, кажется, адекватный его виртуозной музыке (Кутавичюс уверен, что музыкой можно передать все — и душу камня, и душу топора). А интереснее всех мне в этих картинах был сам Ландсбергис. Тонкий, ироничный и мудрый, как, впрочем, и в выступлениях своих, в том числе и на Съезде народных депутатов, и в студии Центрального телевидения. На митинге, состоявшемся 22 августа в вильнюсском Нагорном парке, он на литовском, русском, польском языках говорил о том, что нам всем вместе пора избавляться от страха, преодолеть его.
А откуда он брался — страх? Чем не предмет для исследования документалистов? Такое исследование предпринял режиссер С. Бержинис. Фильм «...Я не могу вернуться» посвящен Юозасу Банайтису, бывшему в начале шестидесятых министром культуры республики. Скорее всего сейчас этот человек — умница, интеллектуал — был бы на стороне перестройки, выступал бы на митингах «Саюдиса». Но годы тотального истребления интеллигенции приучили к осторожности. И поэтому в центре внимания режиссера не столько конкретная судьба Банайтиса, сколько механизм возникновения «привычки к осторожности», от которой всего один шаг до безнравственных поступков, каковые приходилось совершать глубоко порядочному и даже когда-то верующему человеку.
В фильме С. Бержиниса нотки осуждения Банайтиса проскальзывают. Но режиссер стремится к объективности, потому что ведь легче всего сегодня обвинять всех живших в прошедшие годы. Перестроечно осуждать, равно как и идеализировать чьи-то поступки, совершенные в прошлом,— и недостаточно, и в некоторых случаях тоже безнравственно. Понять, только понять...— что и старается сделать С. Бержинис.
В его же фильме «Кирпичный флаг», прошедшем по экранам страны, получившем призы на международных фестивалях, как раз сделана попытка понять бывшего солдата Артураса Сакалаускаса. История эта достаточно известна: в вагоне, перевозившем заключенных из Свердловска в Ленинград, солдаты-конвоиры садистски измывались над своим сослуживцем, и он в упор расстрелял из автомата восьмерых. Жесткая конкретика этого рассказа, зверские подробности быта нашей армии, о которых так смачно повествуют некоторые из уже отслуживших,— все подталкивает к однозначному выводу: в армии неблагополучно. История с Сакалаускасом потрясла Литву, а в финале картины приведен длинный список молодых солдат-литовцев, не вернувшихся со службы. Понятны не слишком почтительные по отношению к нашей армии лозунги, которые я видел во время «Балтийского пути»: когда их писали, то вспоминали и о Сакалаускасе.
«Кирпичный флаг» — фильм о цепной реакции насилия, о том, что одна жестокость всегда влечет за собой другую. Известная, но весьма своевременная мысль в связи с сегодняшними событиями в стране. В том числе и в Прибалтике, где все наэлектризовано. Слава богу, здесь пока не пролита кровь и, как я уверен, никогда не допустят насилия при разрешении споров сами прибалты. Но сколько уже раз бывало, что насилие приходило извне. Ведь считает же кто-то: «Надо навести порядок!» Что же это? Почему нас так тянет «наводить порядок» в чужом доме, когда в своем неспокойно и неприбрано?
Вот фильм «Ноев ковчег» — о нашем общем горе, о цивилизации, которая движется к пропасти, об экологической катастрофе. Уже не об угрозе ее, а о реальной беде. Вот с чем сейчас надо «наводить порядок», если еще не поздно. В отличие от кинопроизведений, где экологией пугают, используя для этого в основном дикторский голос, режиссер Р. Шилинис вместе с оператором А. Микутенасом и композитором Ф. Латенасом создали апокалипсическую симфонию, где на своем месте каждый кадр, каждая музыкальная фраза. Монтажные фразы тут повторяются, изображение приобретает знаковый, метафорический смысл. Впрочем, и звукоряд — насыщенный не только саксофонными рыданиями, но и обрывками речей Гитлера, Сталина и Брежнева, бесконечно повторяемыми, и фонограммой блестящей речи поэта С. Гяды на экологическом митинге,— работает на создание единого звукозрительного образа.
Фильм Р. Шилиниса сродни сюрреалистическим видениям Сальвадора Дали. Реальность смещена, сдвинута, комбинации предметов непонятны, но тревожны, а земля — добрая, щедрая литовская земля — кажется выжженной, инопланетной пустыней.
Лишь в финале сюрреализм уступает место романтической патетике. На башне Гедиминаса поднимается после полувекового перерыва трехцветный национальный флаг, снова ставший государственным. Мне рассказывали, что, когда это происходило, никто не стеснялся слез. «Мы не националисты, как нас называют, мы просто отстаиваем свою национальную гордость»,— сказала женщина с телеэкрана. Не следует упрекать народ в том, что он хочет жить по-своему, поклоняться дорогим ему святыням. В конце концов только он сам и должен решать свою судьбу.
Об этом говорили мы в штабе «Саюдиса» с одним из его руководителей Виргилиюсом Чепайтисом.
— Пожалуй, главное, что нам удалось сделать в области культуры,— это вернуть «вырубленные» насильно из истории 20 лет независимости Литвы,— размышляет В. Чепайтис.— Это было время, когда книг выходило больше, чем сейчас, когда развивались наука, литература, когда в Литве действовал один из лучших в Европе театров, когда зарождался национальный кинематограф... Возвращение к истокам для нас — это возвращение всей этой богатейшей культуры и прикосновение к духовным ценностям, накопленным литовской эмиграцией. Возвращение к истокам — это осознание все большим числом литовцев того, что они литовцы. О результатах пока судить рано. Тем более что многие деятели культуры сейчас активно занимаются политикой — им не до творчества. И все же в кино появились «Кирпичный флаг» и «Ноев ковчег» — это уже немало...
К словам Чепайтиса добавлю лишь то, что едва ли не самое популярное сейчас в Литве кинозрелище — хроника 20—30-х годов. Появился фильм А. Ренецкиса «Хроника Литвы. 1918—1940» — интереснейшие подробности быта, культуры, политики с комментарием министра иностранных дел тех лет Й. Урбшиса. Что касается осмысления непростых сегодняшних событий, то оно у документалистов, видимо, еще впереди (исключение составляют разве что работы Лаймы Пангоните).
О Прибалтике сейчас говорят много. В разговорах преобладают эмоции, тем более что центральные средства массовой информации не всегда точны и объективны в освещении и оценке событий. И потому столь распространены упреки в сепаратизме, эгоизме, национализме.
Более здравой и реалистичной представляется мысль, высказанная первым секретарем ЦК Компартии Литвы А. Бразаускасом в интервью «Известиям»: «...Крайности при оценке сегодняшнего дня надо отбрасывать. Нужно почувствовать глубинный настрой народа... общение с массами, встречи и дискуссии с людьми самых разных социальных слоев, убеждений и настроений, полемика в печати, а также другие источники информации, доступные первому секретарю по роду службы, позволяют мне сформулировать главное в чаяниях Литвы — стремление к суверенитету, к самостоятельности в делах больших и малых».
Сегодня надо просто быть объективным и честным, отбрасывая экстремистские крайности. Ничего плохого, ничего криминального не случается, когда люди берутся за руки.
А. Колбовский